0
(0)

Её зовут Жазгул. Она уже очень давно живёт в Москве. Лет пятнадцать назад она переехала в Москву в поисках заработка из своего родного местечка близ города Ош, по примеру сотен и сотен тысяч своих соотечественников. Перестройка Союза Советских Социалистических Республик (СССР) конца восьмидесятых и последовавшее за ней преобразование всего постсоветского пространства коснулись так или иначе каждого уголка земли, ещё совсем недавно ему принадлежавших, и, наверное, каждого жителя недолго просуществовавшего союзного государства, по историческим меркам, оказавшегося слишком несовершенным соединением, не способным устоять перед соблазном расчлениться на отдельные республики, защитится от собственных националистических амбиций, от желания стать свободными и независимыми государствами любой ценой.

Стремление оторваться от владычицы Москвы перевесило здравый смысл, и когда в начале девяностых годов союз распался, и социализм приказал долго жить, насильственно, с применением шоковой терапии, сменился и вектор экономического уклада – он был направлен на возврат к более жёсткому, но единственно возможному в человеческом обществе формату товарно-денежных отношений, дикому, «зубастому», безжалостному капитализму. Главы теперь уже суверенных государств из числа шестнадцати бывших советских республик, не слишком задумываясь о последствиях, подписались в Беловежской пуще под своей независимостью. И спустя каких-нибудь пять-десять лет одна их них — Киргизия, родина Жазгул, оказалась самым уязвимым, самым неблагополучным в силу каких-то глубинных, уходящих в далёкое прошлое, причин, самым отсталым, не способным наладить достойную жизнь своего народа, государством.

Маленькое родное село Жазгул расположилось на юго-востоке Ферганской долины у подножья Алайского хребта. Оно раскинулось по обеим сторонам дороги, где когда-то давно, в древности, проходил знаменитый Великий шёлковый караванный путь из Индии и Китая в Европу. Утопая в зелени лугов и фруктово-ореховых деревьев, это местечко, казалось бы, сродни райским кущам.

Жасмин росла в большой семье с шестью братьями и тремя сёстрами. Отец ещё в советское время был относительно богат, он держал торговую лавку и гостевой дом, сам работал в поте лица и детей приучил к труду. Там, в центре этого поселения почти нет питьевой воды, у людей большие проблемы с нехваткой главного источника жизни; держать скот и обрабатывать огородные грядки могут только те семьи, у кого есть чем их напоить и полить. А отец Жазгул догадался вырыть во дворе глубокий колодец, и воды в нём оказалось хоть отбавляй, так что зажиточность его была вполне объяснима.

После замужества Жазгул покинула отчий дом и поселилась с мужем в отстроенном родителями новом просторном, однако стоящем на отшибе, далеко от родительского крова, доме. Территория их участка огромна, на нём, помимо дома, разместился хлев для скота, огород и фруктовый сад, насчитывающий несметное количество, сотни плодоносных деревьев — яблонь, груш, вишен, черешен, алычи, персика, граната и абрикоса. А дальше, за садом до самой речки, хоть и мелкой, но стремительно несущей ледяную воду с гор, так необходимую для буйства красок и ароматов зелени, растёт целый лес ореховых деревьев – грецких, миндальных и фисташковых. Какое богатство природы!

Только жизнь там оказалась невыносимо трудной. Богатой невесте солнцеликой Жазгул достался в мужья красивый парень Барри с синими глазами, наверное, самый красивый в селе, но пьющий и ленивый. К тому же у мужа оказалась тяжёлая рука, частенько поднимавшаяся на молодую жену. Даже появление четверых детей не смягчило буйного нрава мужа, и Жазгул, рыдая в голос на всё село, убегала к родителям после очередных побоев и клялась сама себе, что никогда его больше не простит. Но каждый раз совет аксакалов повелевал ей вернуться к мужу, не то она будет проклята. Таков суровый киргизский обычай.

Участок земли, где размещено всё хозяйство семьи Жазгул, составляет добрый гектар плодородной земли. Мало кто из односельчан может похвастать таким богатством. Скота столько, что без пастуха не обойтись: четыре сотни овец да с дюжину коров. Гуси и куры тоже в избытке, а огородных грядок – не счесть. Только для каждодневного ухода за всем этим добром требуется каторжный труд. Вся семья горбатила во дворе и в хлеву: родители — от зари до зари, и дети, как только приходили со школы, сразу же включались в работу. У каждого были свои обязанности. Старший сын Керим загонял овец и коров в стойла после их возвращения с пастбищ, подгоняемых местным пастухом. Средний Марат помогал матери доить коров и овец. А у младшего Санжара была главная забота, с которой он виртуозно справлялся, — вовремя подставлять лопату под коровьи лепёшки и плюхать их на стены и крыши дома, хлева и сарая. Все внешние стороны построек в любом азиатском селе всё тёплое время года облеплены коровьим помётом. Санжар просто чувствовал, когда корове приспичит одарить своих хозяев сырьём для традиционного азиатского топлива, никогда не упускал момент, когда лепёшка заканчивала своё стремительное падение, возле самой земли подхватывал её, горяченькую, и радостно кричал, чтобы мама увидела и неизменно похвалила. Когда лепёшки, высохнув, отваливаются от стен и легко отстают от крыш, их собирают, складывают слоями, и по мере надобности используют для топки печи. Огонь от них жаркий, и запаха от сухого навоза никакого нет.

Только четвёртый ребёнок был не только не у дел, но и доставлял страдания всем своим родным, в особенности выходившим её бабушке и дедушке. Дочка Кульсары с раннего детства больна эпилепсией. Ей было девять месяцев, когда она перенесла менингит, и с тех пор жуткие головные боли и падучая истязают и изнуряют это несчастное божье создание. Жазгул к кому только не обращалась – и к лучшим врачам в Киргизии, и в лучшую клинику в соседнем Узбекистане, и к повитухам, и даже к шаману. Никто не помог. Девочка не смогла ни учиться, ни работать, и ухудшение её состояния здоровья прогрессировало с каждым годом. Сейчас ей двадцать четыре, а она весит сорок килограмм. Когда падучая мучает её тщедушное тельце, она месяца два после припадка ничего не может есть, нет аппетита.

Был в этой семье ещё один ребёнок – подкидыш. Жазгул нашла его за оградой сада. На вид ему было годика три-четыре, он сидел в канаве, грязный и замёрзший, похожий на чертёнка, и смотрел на неё голубыми глазами. Материнское сердце Жазгул сразу же приняло решение, она позвала мальчика за собой и привела его в дом. Муж, хоть иногда и поколачивал жену, всё же не перечил ей, а детей любил и пальцем никогда никого из них не тронул. Возможно, от того, что в Киргизии настоящий матриархат. Там многодетная мать имеет все права и на детей, и на всё имущество, какое есть в наличии. Так что муж, может, и имеет своё мнение по любому поводу, но помалкивает. А может, Барри, всё же, любил свою трудолюбивую, с большим материнским сердцем, жену. Со временем он присмирел, жалел её и помогал ей во всём.

Звали мальчишку Игорем, его русская мать спилась и ребёнка бросила. Отец тоже русский, но где он, одному Богу известно. По киргизским законам усыновившим ребёнка родителям выплачивают какое-то небольшое пособие, совсем маленькое, но на хлеб и кашу хватает.

Белокурый парень был хорошим сыном, покладистым, называл их папой и мамой, а когда подрос, тоже стал помогать по хозяйству. И с братьями дружил. После школы он тоже перебрался в Россию, выучился на крановщика, работает на стройке и живёт в Подмосковье на съёмной квартире. Два года у него гостила Кульсары на полном его обеспечении. Девочку привозили в Москву в надежде показать лучшим врачам, но семье это не по карману, и даже на лекарства, без которых Кульсары не может жить ни дня, денег не хватало. Недавно она уехала домой к бабушке, там, в Киргизии ей положены бесплатные лекарства.

Вы скажете, что и у наших крестьян в деревнях ничуть не легче труд. Так-то оно так, только столько овец у наших нет, и коров будет поменьше. А самое-то главное, в тех далёких горных сёлах кроме человека хозяйничает и дикий зверь, и, конечно же, в большей степени. Больше всего пугают змеи; они подстерегают на каждом шагу – и в огороде, и в саду, и даже в доме. И размеры их бывают огромными, метра три-четыре в длину. Каждый раз встретившего такую живность охватывает такой панический страх за свою жизнь и жизнь своих детей, что ему приходится прибегать к самым радикальным мерам – хватать лопату и отсекать аспиду голову.

А ещё в тех краях с первозданной природой в любое время суток могут появиться, откуда не возьмись, страшные клыкастые прожорливые крупные хищники. Здесь человек предоставлен сам себе, и защитить его от нашествия диких животных некому. Как и домашняя скотина — отличная лёгкая сытная добыча, совершенно в этих местах беззащитна. Самые свирепые из зверей местной фауны – шакалы. А как известно, шакалы – коварные звери. Время от времени целые их стаи выбираются из ущелий и окружают стада домашнего скота, безмятежно жующего на выгоне сочную луговую траву, и тогда по возвращении скотины в деревню многие хозяева не досчитываются, порой, десятков овец и пары-тройки коров. Пастухи, натерпевшись страху и на радостях, что остались живы, уходят в запой и несколько дней отказываются идти на пастбище.

И наступает самое страшное время, когда шакалы, эти голодные твари, в поисках добычи приближаются к людским жилищам и сверкают в темноте своими красными глазищами на расстоянии нескольких прыжков. Сколько раз Жазгул, только завидев среди стволов садовых деревьев несколько пар шакальских глаз, с замиранием сердца запирала детей в доме, а сама зажигала керосиновый факел и шла отпугивать непрошеных гостей.

После смерти отца семье Жазгул стало ощутимо труднее жить. Лавку пришлось продать, часть земли тоже ушла с молотка вместе с гостевым домом. И даже колодец, снабжавший водой всю округу, вдруг взял, да пересох. Будто бы он отказался существовать без своего создателя. Жазгул решается на отчаянный шаг, — она едет в Москву зарабатывать на жизнь всей семье.

В 2010 году на юге республики шла ожесточённая война между киргизами и узбеками. Делили не только власть, но и территорию. Узбекам удалось скупить почти все приграничные земли со своей малой родиной Узбекистаном. Так что, дорога, ранее соединявшая селение Жазгул с крупным районным центром Ош, по которой можно было добраться за пятнадцать минут, стала недоступной для жителей киргизских сёл, а проезд по дороге в объезд занимал более трёх часов. Киргизы на своей земле оказались оторванными от больших городов; работы нет, пособия составляют тысячу сом, а цены на всё соответствуют один к одному нашим российским ценам в рублях. Оставалось одно – ехать в Россию и мужу тоже.

В Москве у Жазгул родился ещё один ребёнок, сын Азамат. Он перешёл уже во второй класс, смышлёный, любит что-то мастерить, но не собранный, не организованный, предоставленный сам себе. Мама с папой работают на нескольких работах, и заниматься его воспитанием, а главное, образованием, им некогда. Но Жазгул очень хочет, чтобы её последний ребёнок выучился в России и выбился в люди. И ради этой цели она готова работать и работать, убирать, мести, мыть и выгребать грязь и мусор, лишь бы хоть у одного её ребёнка было более счастливое будущее, чем у всех остальных детей.

Хотя только старший сын Керим, высокий и красивый парень, но ни на кого не обученный, приехал тоже в Москву и зарабатывает разнорабочим. А Марат и Санжар остались в Киргизии; один уже окончил университет в Бишкеке, у него какой-то свой бизнес, а второй ещё учится там же.

Сможет ли Жазгул выдержать жизнь гастарбайтера ради того, чтобы её младший сын Азамат получил образование в России? Если учесть, что её в последнее время преследуют одно несчастье за другим, вероятность приближается к нулевой отметке. Она то мужа уличила в измене со своей соотечественницей, но немного моложе и не такой замотанной, чуть с ума не сошла от горя. То её с семьёй попросили со съёмной квартиры срочно съехать, а снять снова квартиру не получается, все хотят жильцов со славянской внешностью.

Когда-то Жазгул, не испугавшись трудностей, взяла русского мальчика на воспитание. А теперь вот русским не нравится её разрез глаз. А ведь помочь киргизам Россия могли бы именно тем, чтобы дать этому народу хорошее образование, вложив тем самым в их работящие руки удочку. Да-да, именно киргизам, очень далеко живущим от нас, но каким-то близким сердцу, каким-то трогательным своею скромностью, своею воспитанностью в строгих киргизских традициях – уступать место старшим, помогать женщине нести тяжёлую сумку, уважительно обращаться к людям. Сколько раз я видела в метро такие картины, радующие душу. Встречаются и другие киргизы, к огромному сожалению, в дымину пьяные. И получается, что мы оказываем медвежью услугу, открывая перед ними границу на льготных условиях. Оставаясь дремучими, они здесь могут окончательно потерять человеческий облик. А вот звать их к нам учиться на бюджетные места — это было бы дальновидно и мудро. Именно образованности не хватает народу Киргизии, чтобы наладить у себя дома цивилизованную жизнь, чтобы им зажить, наконец, в достатке. И тогда не надо будет им надолго уезжать из дома в поисках лучшей жизни.

А станет народ Киргизии образованным, он сам придумает, как ему возвеличить свой древнейший этнос, существование которого исчисляется тремя тысячелетиями, как минимум, как восстановить на своей территории Великий шёлковый путь, который принесёт их стране процветание.

Друзья! Не оставайтесь равнодушными, оставляйте под этим текстом свои комментарии, поделитесь своим мнением по этому вопросу. Давайте попробуем вместе сделать наш мир лучше – добрее и разумнее.

Поделитесь, пожалуйста, с друзьями в соцсетях. Спасибо.

[SvenSoftSocialShareButtons]

Насколько публикация полезна?

Нажмите на звезду, чтобы оценить!

Средняя оценка 0 / 5. Количество оценок: 0

Оценок пока нет. Поставьте оценку первым.